Сталин наш Бог?

Послевоенное детство и юность

Раз человек родился как раз в пик Сталинских репрессии в 38-м—нельзя пройти мимо такого.  Рудольф Берстенев всё помнит. Ему было всего лишь три года, когда началась Война. Он всё это запомнил навсегда. Но он уже не помнит, как уходили на фронт все односельчане. А вот когда уже войска стали перегонять с Западного фронта на Восток и люди с фронта стали возвращаться домой – это хорошо им очень хорошо запомнилось.

— Мы бегали смотреть, как шли эшелоны на Дальний Восток на Японию, в нашей деревне было уж много пленных японцев. Помню их вязаные колпаки – как балаклавы, тёплые варежки—это была часть  из Квантунской Армии. И к тому же у меня тогда появился отчим  – он был из уголовников. Нас было трое в семье детей, отец  бросил нас, создав себе другую семь. Он тогда пришёл в Мальту из заключения…. Он работал на заводе моего отца-директора  –  там ремонтировал машины для нужд фронта, и когда увидел что одна семья осталась без отца—тут же пришёл в неё. Он отсидел за зверское убийство своей жены. И именно этим стал заниматься и в нашей семье. Бил всех нас попеременно, вместо того, чтобы с нами просто разговаривать. А мать всё терпела.

Он бы жил долго, но я сам его лет в 12 начал ему отвечать. Он отправил меня в нокаут, и вот тогда выйдя из него, что есть мочи ударил его по носу. И вот тогда мне стало по-настоящему полегче—это я запомнил. И вот ещё помню, когда мне было 15 лет, и я уже уходил на учёбу, ведь с 12 лет меня отправили учиться на шахтёра. Среднетехническое образование— учёба на нём шла более семи лет тогда. И вот тогда убедил свою мать уехать от деспота в Кузбасс. Там уж жила моя сестра, а брат—в Армии. И вот этот отчим стал говорить  – найду, приеду туда. Тогда ему пообещал его зарезать на перроне. Он тогда возьми враз и женись ещё раз—взял тогда одну женщину с двумя ребятишками. И увёз всех их уже в Забайкалье. Сам он был с Нерчинска. И вот она ему родила ещё пацана. И они 18 лет прожили! И он начал свою третью жену при своём сыне бить: его мать. Пацан это взял его и сразу же зарезал. И вот тот парень отсидел семь лет за убийство отца. И вот тот убийца практически убийцу вырастил. А я то тоже планировал убийство этого человека, не силах вытерпеть его побои всех моих ближних. Мне даже страстно захотелось увидеть того парня и руку ему всё же пожать…

Мой же отец взял себе жену с ребёнком – с девчонкой, их отец погиб на фронте. И она родила ему двух пацанов. Сейчас они живы, но они со мной не сроднятся. А мой родной брат трагически погиб.  А сам с 14 лет уже в шахте начал работать. И семь лет в ней проработал. Потом стал журналистом. Отец мной даже стал гордиться за то. Он то хотел, чтобы я стал механиком на заводе при нём.  Шел следом. По его стопам. Но стал журналистом.  Потому что мне всегда хотелось узнать истину.

Свидетельство репрессий

Когда мы впервые встретились мы с Рудольфом Берестенёвым на выставке «Назад в Прошлое»  в 130-м. квартале Иркутска. Тогда он мне обмолвился, что готовит новую книгу о красной инквизиции. По прошествии времени увиделись на его рабочем месте при инязе и немного поговорили о том, что и как было тогда. А свою личную историю, изложенную выше, он рассказал мне гораздо позже.

Прежде всего, хотелось выяснить является ли мой коллега сталинистом или он же антисталинист.  – Да нет, молодой человек, никаких пристрастий политических давно не имею. Просто есть факты. Написал «Вакханалию Красной Инквизиции», потому что это было всё вопиюще! Конвейер убийств. Власти решили часть страны уничтожить—почему и зачем – до сих пор нету ответа. Это же надо же взять любого, допросить его, привести пешком ко рву и расстрелять его! Всё это делалось совсем не давно – на расцвете жизни моего отца, я то предвоенный. И моё имя изначально, кстати, было Адольф – от большой дружбы… с Гитлером. По том мой отец быстро меня переименовал во время  ВОВ в Рудольфа. Так-то было. Если кто теперь не помнит и верить отказывается. А о движениях массы: кто за Сталина, кто за Путина, если честно, я не понимаю и не принимаю всерьёз никак. Понимаю иное: если человеку дали жизнь – он должен жить, прожить свою жизнь от и до.  А кто-то приходит к тебе и отрезает голову – ты относительно себя это принимаешь? Если Ленин с Троцким пришли резать и жечь – то, что теперь нам забыть это и не воспринимать трагедии наших отцов всерьёз? Ведь большую часть сознательного, культурного населения страны вырезали, а что-то отправили через Чёрное море в Турцию и далее. От нас волны миграции шли через Харбин.

Переживший свой расстрел

Вот история из книги от Михаила Чиркова, чудом затерявшегося из-за своего увечья среди гор трупов, сваленных зимой в общую братскую могилу. Он рассказал, как в Зиме их погнали среди двух цепей солдат на вокзал. На перроне усадили с поднятыми над головой руками. Тех, кто попытался встать – сразу стреляли. Уже два убитых лежали под ногами. Нас погнали прикладами и штыками к товарняку. В Иркутске нас по-скотски выгнали из эшелона под утро, долго-долго вели через весь город как потом пленных немцев. Потом мне пояснили другие — мы под Пивоварихой. Рядом были дощатые сараи. В те пустые помещения всех и загнали. Нас было там не меньше двух тысяч! Морозы крепчали. Нас обязали стаскивать арестантов, мёрших от холода, надо было нам уложить трупы их на подводы. Меня спасали лишь  полушубок и тёплые ичиги, сшитые мне моим отцом. Паническое настроение наступило на третью ночь — стали уводить всех по лесной дороге. Под плотной охраной военных в полушубках, валенках и меховых шапках нас гнали по снегу в лес. У глубокого рва начали строить из зэков колонны—всем стало ясно—это наш убой. За что убивать меня?! Думал каждый и не находил ответа. Кто-то взвыл, кто-то молился. Некоторые стояли тихо. Палачи в будённовках со звёздами на лбу явно нервничали и торопились. Но словно кто-то меня поднял и кинул в ров за миг до залпа—может высшие силы, может инстинкт самосохранения. Упал спиной на что-то мягкое, присыпанное снегом—это были трупы товарищей. Опомниться не успел—как на меня посыпались трупы товарищей, защищая невольно от лютой стужи. Стон и кровь – и только через десять жутких минут услышал, как палачи гаркнули: «Счас очень удачно стрельнули!» «Если кто не убит ещё – всё равно подохнет в такой лютый мороз!» Был ему ответ. Акцию завершили тем, что закидали снегом всю свою проделанную работу. С рассветом Чирков выполз из под трупов и околотками, огибая города, пешком пошёл задними дворами и Ангару преодолел ночью. Почти десять дней шёл по тайге, зайти к родне не рискнул. Вышел к соседям. Подобная же история чудом выжившего из тысяч растерленных М. Фурманова—отдельная глава.     

…Будучи замом председателя Ассоциации жертв политических репрессий, Рудольф Берестенёв вместе с Сафроновым в 80-е годы изучил всю Зону Скорби и Пивоварихи, только теперь издал книгу. Надо надеяться, что среди вороха печатаных историй, это веха памяти будет отмечена читателями.

                                                                                                                              Михаил Юровский