Рыбы почти нет

Остатки рыбы на Байкале

Заливчик Ханхой находится на пути к Хужиру – напротив маленького сельца Ялга.  Сюда раньше наведывался к шаману Гене Тугулову. Сейчас его не застать – уехал в город на заработки. Дом его то на замке, то на заслонке. С  третьей попытки дверь оказалась открытой: в доме спал его сын. А у Байкала я застал сине-зеленый 412-й Москвич  без номеров и багажника – ныне это рыбацкая телега. Молодые парни буряты распутывают совсем крохотную сетушку. Им некогда, и они  как могут зарабатывают себе на хлеб. Но рыбы у Ольхона нет… То ли то электрокабель на дне пугает рыбу, то ли её всю вычерпали ради туристов. Но только Солнце и море остались теми прежними. И те берега, которые при каждом шаге такие до боли знакомые и такие тут незабываемо мягкие. Шага шагнешь – кусок казахского мелкосопочника, поближе к воде – кавказские пляжные пески.  Сам прозрачный Байкал то как Мальдивы, то как ласковая Ладога. Этим летом он очень тёплый. Три ночи мне довелось побыть членом рыбацкой артели у другого берега – недалеко от Выдрино. Виталий Львович мой старый знакомый. Очень энергичный и плотно сбитый человек. Немного он  поседел, раньше – когда его раньше видел года три назад – то был вылитый розовощекий Хрущев. Он всю жизнь борется за свои права и истово помогает людям. Например, беглым детдомовцам. Он их раньше собирал по трассе и привозил к себе на рыбалку. Сезон отработав и возмужав они Львовича не забывают и иногда навещают. Все вышли в люди. Сам Виталий потерял в буйные 90-е двух братьев. Из-за его принципиальности и неугомонности и его пытались убить не раз. Рыбалка дело не менее ушлое чем охота, очень многих иные щедрые уловы доводили до алчного безумия. Сам Львович отсидел за то, что защищал потом и кровью заработанное. Об этом говорит вскользь.  Итак, мягкий вечер и вот мы очень медленно, работая багром, отчаливаем из протоки к нашему морю. Веслом ушло работает Володя – как раз из тех бедолаг, которым никто, кроме Львовича уже не дает. Тут только одно условие – сухой закон. И полное послушание сему капитану шхуны. Ярчайший закат сменяется тут же выкатившейся с другой стороны моря полной Луной. Сказочно. Тепло и небо ясно, да ещё с таким фонарем на нем. Полтора километра сетей рыбаки спустили скоро. Моё участие будет нужно только в предрассветный час. Не налюбуюсь на мягкость волн кое как залез в итоге в крытый и тесный нос лодки, застыв там на ночь на боку в позе нерпы. Теснота…  В час Х всё резко просыпаются. Лодку, привязанную за край сети, оттащило на добрый километр, сети тоже в беспорядке – и это в полный штиль. Течения на нашем море всегда непредсказуемы. Львович сам  тягает верх сети, если несколько омулей подряд подает их мне, низ тянет Владимир. Самое сложное в выщелкивании рыбины из капроновой сети – мгновенно высвободить ячейку изо рта омуля. Чуть замешкался – Львович торопит криком. Потом высвободив рыбу, уложишь её в шифлот – так на непонятный манер именуются пластиковые не глубокие пищевые  три короба. Попеременно напевая тут же сочиненные свои песни, как истовый бурлак Львович тянет и тянет.  Примерно за час с лишним мы управились и с рассветом  под прогретыми потоками воздуха на моторе вошли в свой залив. Тут, несмотря на ранний час, стоит толпа покупателей. Перекупщики. Отдыхающие. Коллеги. Все довольны. Никакого рыбнадзора и прочей непогоды. Мягкое утречко. Зато за два следующих ночных заплыва нас дважды посещал рыб инспектор по фамилии Данич. И ненароком намекал, что надо бы давать дань. Несмотря на то, что Львович формально работает под эгидой одного научного рыбоводческого института Бурятии, иные рыбаки вообще кто под прокуратурой, кто под полицией. Их ещё сложнее ощипать, чем околонаучного уловщика. Отдав во вторую ночь, вместо озвученной при мне тысячи, целый шифлот омуля в виде доли начальству, Львович в итоге остался на треть выпотрошенным. На третью шаткую ночь, инспектор возник из сырой мглы как чайка, рассеяв клубы тумана на внезапно выплывшей как утка лодке, обведя наше судно чаячьим же гордым и голодным взором. Улов прикрыли ветошью. Дань Даничу не отошла.

Ученые оптимисты

Следует заметить, что омуль начинает нереститься – размножаться только после шести лет жизни. При том, что выживаемость икринок крайне мала – всего лишь до 10 особей на тысячу икринок…  С другой стороны, при существующих нормах улова омуля с надводной части Байкала сетями всё туго. Хотя профессор Демидомов, кандидат биологических наук,  зав. Кафедрой Сельхозакадемии опираясь на ряд исследований считает, что омуля в Байкале меньше не стало. Другое дело он стал рассосредоточенней. Меньше подходит к поверхности озера Байкал в силу ряда причин. В том числе потому, что избыточный вылов  популяции сказывается на нормах поведения косяков рыб.  Системами миграции омуля в пределах байкальской акватории занимался рад специалистов и все они, опираясь на систему различных замеров среды обитания омуля утверждают  — популяция стабильна. С другой стороны в Малом море – приольхонском заливе – рыбы явно стало менбше. Поскольку заливы эти все в сетях. Даже щуки с окунем полноценных уже практически не словить. С  рыборазведением в республики Бурятия обстоит намного лучше чем в Иркутской области. У нас нет ни одного рыборазводного завода. И пока что даже не предполагается. Хотя это очень нужно. Несмотря на то, что люди, населяющие берега Байкала испокон веков кормились рыбой – сейчас это приняло формы безудержного вычерпываения всеми доступными методами. И рыбинспекция с функцией контроля – это очевидно, в своих функциях никак не справляется. Дело за новым отношением к священным кладовым нашего сибирского моря. К полноценному рыборазведению. А также и к вероятно организованному цивилизованному рыбному промыслу. Как это делается во всех странах мира, исключая 1/8 часть населенной людьми суши. Так что новое слово может сказать только правительство Иркутской области вкупе со всеми своими министерствами и ведомствами.

Михаил Юровский