Весна 99-го

Зиму с 98 на 99 прожить пришлось в лесу под Иркутском. В заброшенном пионерлагере «Чайка»—что только от трассы на Пивовариху был за городом, отстоял он на 10 км. Жил я там тогда напарником с Евстигнеем. Это такой спившийся в хлам разнорабочий, который был сторожем в лагере. Запомнилась только его лысина, на которую попадал пепел, который сдувал с не горевших вовсе березовых сырых поленьев, которые еле тлели и не грели.

Ожидая, пока руководство совхоза в честь окончания уборки «накроет поляну», комбайнер вспоминает о своих приключениях на прошлогодней уборке.

Пропивал Евстигнеич не так много—но пил одну одеколонную смесь «Троя» и вот отроянившись, он под конец лишился разума  и начал он трехметровые доски совать в еле сохранившуюся ветхую печурку. Развалил ли он её или же что иное у него с добычей тепла вышло — история умалчивает. Только вдруг по весне ко мне приехала мать с намерением купить мне в Иркутске кВ. Как почувствовав то — сотовых-то телефонов тогда не было — явился в Иркутск. Мама приехала с Враждой Ивановной — никаких стратегических шагов без своей милой наперсницы она бы уж делать не могла. Та, убедив её в своей принципиальной бескорыстности, сделала что хотела, живя за её счёт 30 лет! И вот, когда остановив свой выбор на втором предложенном нам риэлтором варианте я наконец попал в ту кВ, в коей живу уж 22 года, наконец утешился. Всё бы ничего—но только успели всю сумму внести за покупку кВ, как у мамы сумку срезали на рынке и она и Вражда  остались без паспортов. С тем уехали—по справкам от ментовки, а я, обретя свой теплый угол, отсыпался…

Обретя это убежище, стал наконец чувствовать себя увереннее, поспокойней.

Через пару лет я купил печатную машинку и приступил к делу всей своей жизни—сочинению романов. Их на машинке отбил целых три—больших и странных— романы «Рутина», «Склепомания» и «Отчуждённость». По ним у меня даже впоследствии возник повод езды в Петербург—как же—рукописи есть—им надо дать жизнь. И этой мечтой всей своей жизни был окрылён и грел себя незатухающей надеждой все эти бесконечно долгие длинные годы.

Не было никакого иного смысла в газетной возне, кроме как нарастить свои мускулы в деле развития бесконечных микротем, посредством этих статеек.  Не реагируя на хулу и хунту, презря грошовую оплату, брался за любую тему…

Ад—что знаешь, где вообще нет надежды.