Принять в себе идиота

Вес театра в малообщительном обществе будет расти всё сильней и сильней. .

Между домом и работой единственный очаг эмоций и новых сопереживаний.

Достоевский. Кажется, после него вообще можно ничего не читать. Если его всего принять как часть своей жизни. Вот постановка в театре. Это всегда экзамен. Больше для зрителей. На то, что творится у него в душе сейчас. Какой образ цепляет его, тревожит больше всего. Особенно это тревожить начинает – когда ты так узнаешь героя в себе, что это уже личное и тревожащее так, как сны наяву. Весь кругозор становится песочницей, в которую играют другие люди. Ты смотришь на это как не родившаяся ещё душа и думаешь – с кем связать эту свою жизнь, как обрести себя? Гений автора трогает всех – кто уделил ему часть себя самого.  И эти страсти вокруг женщины. Бег на месте и вход в зал со стороны зрителей – тоже часть вращения вселенной вокруг восприятия. Радость переплетений всех во всем.

Научиться жить в обществе и быть гармоничным внутри него – это искусство. Особенно там, где все на фальши личин и власти деньго-приличий. Но тут появляется человек, один жест которого, одно слово, один взгляд на любого из этой среды делает его врагом же общества номер один. Идиот. Звучит это как иди от… нас подальше. Рано или поздно в каждом кружке появляется человек честный, не искушенный дутыми приличиями, говорящий правду и ничего кроме правды. И начинается драма. Всё вдруг оживают. Считается, что быть честным и не скрывать своих чувств нужно с близкими друзьями, а если ты не знаешь людей, и начинаешь им всё вываливать – то оно им всё это нужно?

Даже в жизни бывает – что это оказывается очень нужным. В итоге. Вначале то – в штыки. Герой актера Дубянского входит в зал в самом начале спектакля, и я касаюсь его локтя. Он чуть оборачивается и идет на сцену. Я лишь хотел припозднившемуся зрителю указать на свободное место в зале. Действие началось. Никакого разделения: актеры – тоже зрители. Если учитывать то, что на постановке «Игрока» зрители вообще сидели на сцене, то тут же актеры сидят в зрительно зале. Им всем хочется выйти на сцену – вклиниться в действо и стать этой частью хорошо дрессированной очереди за счастьем, вниманием окружающих. Ах, да Фёдор Михалыч, ах да божий сын! Что вы с нами делаете? Разве можно так с нами? Где наша жизнь после ваших книг? Ну где она? Ничего личного – одни роли. Одна скука. И только с идиотами и игроками, преступлениями и наказаниями мы оживаем и осознаемся наконец, как же мы погрязли в одних и тех же функциях – и нет никакого просвета от них…

Ещё немного, и выключат свет, актеры придут прощаться с поклонами и аплодисментами. Зритель вновь уйдёт омулем на тёмное дно своей премудрой пескарской ледяной судьбы – останется только игра энергий Солнца в его не безразмерном сознании, и он будет думу гонять в тёмных ледяных норах, обогреваемых изнутри потоками горячих вод в трубах – ах, как там было тепло – на сцене горел свет, другие рыбы там метали икру и было весело. Как это в особенностях национальной литературы послушать генерала Иволгина – Игоря Чирву – как это он… болонку в окно, а голубая дама ему в морду – а он её в нокаут за это. И вот анекдот со сцены уже не расторжим с личным опытом преодоления условностей… И эффект спектакля как личный опыт – как в детстве – когда не было ещё внушено – этому верь, тому ни-ни, это твоё – то чужое – это делай – а так нельзя. После спектакля жизни и вращения в центрифуге регламентов кажется – сейчас всё возможно. Но есть сам Бог и пророк его Достоевский – говорит: страсти они такие всеобщие. Но где же сам я, идиот?

Комментарии: 2 комментария

Оставить комментарий

Представьтесь, пожалуйста