Начитавшись книг и поняв, что ничего понять нельзя—не пережив этого, вдруг, будучи книжным мальчиком, решаюсь уехать в 19 лет в Европу, после неё пройтись пешком до Байкала от Москвы.  Невыразимое в логических суждениях, недоступное пониманию разума моё путешествие было мистическим. Нечего и говорить, что до того меня занесло в Оптину Пустынь—на недельку даже. Но поскольку всегда был единицей, несоизмеримой с целым, и потому не мог быть ни целым, ни дробным примером в логике этого мира, то  пошёл слепо на Восток—в данном случае к Байкалу.

Ничего не зная об автостопе, даже не слыша тогда—до эпохи интернета ничего о такой системе, имея лишь пять долларов в кармане—гуманитар. помощь от депортировавшего меня из Венгрии Красного Креста и мать теперь их и Полумесяца, получив в качестве помощи от христиан ещё и плащ—что было для меня крайним спасением, узнавая у прохожих направление, без каких либо карт и навигации—кроме внутреннего голоса, велящего мне бросить всё и уйти подальше, ушёл.

Встречных машин не утихающий поток—шёл ни веря ни во что, шёл в новые для меня края и лишь верил, что увижу синие моря—сначала Байкал, а потом и Тихий океан… Самое удивительное, что и то и другое не просто было достигнуто, вот уже 25 лет живу на Байкале, а с Владиком у меня свои отношения—Японское море и люди те до сих пор со мной связи не обрывают, зовут во Вьетнам. Новые края меня ждут—там меня любят, зовут, ждут. Тут из всех цветов один лишь красный свет.  Просторы и такие безлюдности с такими редкими, но такими добрыми и отзывчивыми людьми Так очаровали меня, что просто покорился судьбе и навсегда остался в Сибири. Чем тут жить? Да тем же самым, что в столицах — только можно получать удовольствие, а не жать на кнопку зазря. До тех пор пытался обойтись без душевной жизни—но у меня ничего не вышло. Теперь, дойдя до предела земли и своих тех интересов — сразу стало полегче—ведь сделал то несмотря и вопреки.  Вся попытка быть паинькой в отлаженном механизме города , в том, что они не разрешают коренного теневого вопроса—он опять встаёт как цунами, как гигантская приливная волна, ринется дальше сметая всё на своём пути. Попытка примириться с чужой ролью и функцией ведёт к отчаянью, болезням, тоске и ранней смерти. Освобождаясь же в просторах, даёшь волю инстинктам, помогающим остро реагировать на неправильное, и в то же время с благодарностью принимать всё простое, щедрое и искреннее, чем богато пространство везде где нет скученности.

И вот словно и не было этих 25 лет, отданных целиком Сибири, стою на той Красной площади мёртвого города, поправляя найденную тут же недалеко бутафорскую красную шляпу, понимая, что и шляпа и площадь и сам я тут не свой—случайность, и всё что мне может быть дано—это постыдная подачка, которую едят украдкой как шаверму, чтобы никто из знакомых не увидел, Дом и улица, откуда я родом также скрыты, как скрыты глаза всех встречных—они идут мимо….

В начале шестидесятых проводились исследования по восприятию насилия как нормы и ещё по усвоению беспомощности на животных, желая узнать наличие у человека «инстинкта побега»… В одном из экспериментов подвели электроток к одной из половин дна большой клетки, так что пёс получал сильный удар, стоило только зайти  «не на свою» сторону. Собака держалась  подальше. Когда сторону с током поменяли—собака выучила и этот «урок». Затем ток стал поступать по всей площади клетки, так что пёс не мог не лежать, не стоять спокойно нигде. Сначала собака была в панике—наконец, она сдалась—просто сдалась, стала терпеть удары током в любой точке клетки. Когда же клетку открыли, то… собака даже не думала из неё убежать—она свыклась с шоком… Так что даже когда удары большого города стихают и вы к ним привыкаете—даже мысли сбежать у большинства поддающихся дрессировке особей не возникает. Зачем? Привычка! Кормят же тут!!!  Следовательно, большинство из больших городов выманить не удастся—то удел уж  дрессировки. Цирк уехал, внушение от Советской власти о самой лучшей стране на свете ушло—а все на местах.

Комментарии: (1)

Оставить комментарий

Представьтесь, пожалуйста