Алтай — всему рай

Алтай… Само название Ал-тай – очень благозвучно, красиво. Мы часто слышали на Алтае о Духе Алтая – Алтай-Хане. Тут можно почувствовать незримое присутствие, незримый глаз… Опеку высших сил над людьми.

Заехать на Алтай впервые мне удалось с оказией из Новосибирска. Пять часов на джипе – и вдруг вступаешь в царство гор и рек, тумана и тишины после проливных дождей. Мост через Катунь – и вот уже шагаю в направлении легендарного Аската. Тут пять картинных галерей и одно сельпо. Местные жители пытались открывать частные магазины, но отсутствие покупательского спроса быстро отрегулировало данный бизнес, сведя его на нет. Осталась лишь торговая точка РайПО, которым уже много лет руководит Н.Ф. Федченко. Благодаря ей в этом маленьком селе работает продуктовый магазин, где местные художники и поэты, отрываясь от высоких дум и мечтаний, могут элементарно купить себе хлеб, соль и колбасу.

Я в гостях у научного работника на пенсии Елены Дементьевны Шутовой, живущей на пологой улочке имени своего отца старообрядца Дементия Титовича. Так решил местный сход в эпоху духовных перемен. Зачем аскатцам инородные имена – своих героев много…

– Всё, что вы видите в нашем доме, – отдали нам люди… – так удивительно простодушно говорит пожилая женщина с тёмными глубокими глазами. Это после зимнего пожара. Двухэтажный домик сгорел от воспламенения сажи в старом дымоходе в феврале 2010 г. Пиломатериал, оргалит, фляги, кресла: дары самых разных соседей семейства Шутовых.

Мне любезно наливают вкуснейшего домашнего кваса и рассказывают о различной судьбе многочисленного семейства репрессированного отца рода Шутовых Дементия. Сама Елена родилась в 45-м здесь, отработала на оборонке в Бийске и на старости лет вернулась в родные пенаты. Рядом с ней муж и брат Виктор. Звонит сестра с Чемала, старше её на 13 лет. Все долгожители, оптимисты… Друг другу помогают, не забывают, поддерживают.

Меня потом тут же проводили к соседке Любови Калининой, урожденной москвичке. На заре перестройки она, отдавшись зову сердца, из Подмосковья поехала работать в Горный Алтай, в Уймонскую долину Усть-Коксинского района. Там нравы и быт первопоселенцев-рериховцев были такими же городскими, как и у Любови. Сложности у нее были только со средой кержаков-старообрядцев. У них в быту было много правил, невыполнение которых другими вызывает их раздражение и неприятие. Но тут всё иначе.

– Нам обычно кажется, – рассуждает Любовь, – что причиной перемен бывает череда факторов, складывающихся так или иначе. Один из них, если привести пример… В начале 80-х мне было понятно, что город подобен раковой опухоли на теле прекрасной голубой планеты, что жить в городе тесно, душно, безрадостно – так как ты тут не творец, а потребитель, и вообще просто неуютно и опасно.

Объясняет, откуда пришла страсть к рукоделию – из генов, к национальным орнаментам – из-за боли за Россию на краю гибели и от желания хоть как-то быть полезной Родине, а обустройство экодома – своеобразный протест против дикого уничтожения лесов. Всё просто и на своем месте. Как и дочь, и сын, и зять. Все при деле…

Любовь Калинина нетороплива, зеленоглаза, вдумчива, в расшитом сарафане. Поясняет, что дочь – пианистка. Работает в районной школе искусств. Сын – художник-дизайнер, он может работать и жить везде, где есть Интернет, к месту не привязан. Здесь живет не постоянно. Добавляет, что у них на огороде выращиваются все необходимые им овощи. В теплице и на теплых грядках ранние помидоры, огурцы начинаются еще в мае, сейчас, в июле, есть уже и перцы, и баклажаны. Семья разводит сад, есть и груши, и яблоки, и много еще чего… Цветы, само собой. Отдельное семейство кур, существование которых очень темпераментно, по словам Любови. Но это отдельная история.

Алтай богат не только своей природой, но и самородками–людьми. Если присмотреться, прислушаться, там каждый второй-третий Шукшин, каждый десятый Ломоносов… Кто побывал на Алтае, уже не может оставаться прежним, что-то обязательно меняется, человек может стать богаче душой, если будет более чутким, более открытым, более тонким, дружелюбным ко всему, что нас окружает… Алтай – это особое место силы и мудрости. Алтай еще откроет себя в скором будущем. Рерих – единственный, кто дал вразумительный ответ о мире и месте будущего: Шамбале. Он утверждал, что возникнет этот мир именно на Алтае… Не в Тибете, Индии, а именно в Горном заповедном Алтае. От аскатского моста всего четыре километра до другого села Анос – более традиционного и менее переселенческого. Тут и избы попроще, и люди не такие сверхзанятые повсюду. Нет строительных наворотов, и не нарочит духовный апломб в первом приближении. Но и тут есть история. И это прежде всего родина известного художника Чорос-Гуркина. Тихо присоединившись к идущей экскурсии в избе Гуркина, послушал рассказ об охоте на шаманов, о свинчивании любых начинаний на местах в сталинские годы и быте крестьян.

– Зарождение интереса к искусству у юного алтайца Гуркина было связано с иконописным классом. Затем Григорий Гуркин пытался зарабатывать на жизнь преподаванием: пять лет он отработал в Улале, а затем и в инородческом селе Паспауле. В 1890 году переехал в Бийск, поступил в иконописную мастерскую, основанную его соучеником Садоновым. Но первый серьезный зачин будущего мастера изображал обряд жертвоприношения, по которому местные жители стали считать Гуркина своим летописцем народных сказаний. Потом уже в Петербурге он нашел учителя в лице Ивана Шишкина, сумевшего лишь за год передать свой опыт вдохновенной фиксации природы молодому пылкому алтайцу. «Одинокая юрта» – ранний этюд, ставший первой ласточкой серии работ с натуры Алтая.

Экскурсовод Марина Егузекова молода, светлоглаза, черноволоса. Внимательна. Интересуется всем, что для нее ново, удивляется и радуется, что я с Байкала. Расспрашивает о той дальней жизни. Поясняет, что данный музей является федеральным и существует со времен перестройки. Рядом находится школьный музей, в летнее время выполняющий функцию просвещения.

С 1903 года Гуркин стал жить в Аносе, небольшом селе у подножия горы Ит-Кая. Здесь сам построил дом, напротив – просторную и светлую мастерскую. Большой сад и пруд, в котором отражались молодые пихты и берёзы, шестигранная алтайская юрта в садике.

Кратковременные путешествия в глубины алтайских гор всякий раз оставляли у него неизгладимые впечатления и самым чудесным образом сказывались на развитии стиля. Первая персональная выставка Чорос-Гуркина состоялась в конце декабря 1907 г. в Томске. Тут самой просвещенной публике той поры стало ясно, что Алтай – живой дух, а не камень. Именно шишкинская школа и жизнь на земле дали ему право и умение изображать нравы, быт, «не смягчая и не сгущая красок», как говорили тогда, до эпохи цветной фотографии. Картины «Хан Алтай» и «Катунь весной» заканчивают период становления творчества… Потом был арест, отъезд в Монголию, переезд в Туву и выставка в 1925 году в редакции газеты «Советская Сибирь» в Новосибирске. Перед расстрельным 37-м Гуркин успел организовать местный филиал Союза художников. Ныне считается национальным героем.

…Внизу гор тут живут алтайцы, красивый, своеобразный народ, раскосый и смуглый, с литым телом. Иногда они подымаются на горные перевалы, чтобы повязать на ветках кедра цветастые тряпочки, чтобы их желания увидел и услышал Будда. Народ простодушный и миролюбивый (тогда таким был). Катунь-река – очень стремительна, вода необычайна глубокой синевой, даже не синева, а ультрамарин… Широкие долины, поросшие густым кустарником, со стремительными речками, внезапно вас приводят в горный цирк. Над ним царят высокие Вершины, непроходимые хребты – и это рай, где не ощущаешь стопы человеческой. В закатном солнце склоны Вершин воистину рериховские! Необычайно жёлтой окраски, без признака растительности. Пороги разорванных ледников уходят всё выше и выше. А на самом верху, врезаясь в небо, красуется высшая вершина Алтая – двуглавая Белуха. Правда, видна только восточная (и высшая). Не знаю, есть ли там Шамбала, но, стоя на вершине Белухи, я ощутил необычайный приток энергии и эйфории. Больше, чем на Эльбрусе. Спустишься с Эльбруса – Терскол, спустишься с Белухи – «пешендра» 94 км до ближайшего посёлка.