Оживший БАМ

Лет пятнадцать назад автор этих строк впервые побывал на БАМе. Тогда мне довелось посетить всего три населённых пункта: Магистральный, где жил отец моего друга Ивана Ступаченко старый бамовец Николай Ступаченко. Он верил в То, что звёздный час Магистрального уже настал. В него верил Бамовской бард Николай Ступаченко. Потом я навестил чету старых же бамовчан Мошкиных в Северобайкальске. Кто-то верит в светлое будущее, кто-то живёт настоящим и отдаёт дань
возможной мистике. А на этот раз даже съездил волонтёром в геологическую экспедицию. Правда не надолго — но для газетной заметки уже повод вспомнить всё и вся.

Жил на БАМе автор и исполнитель песен, фактически – бард, со своей судьбой, своей слушательской аудиторией, со своей манерой – Николай Иванович Ступаченко, ветеран УВД, ныне «заслуженно отдыхающий».

…Еще в 80-м году Николай Ступаченко приехал из Северного Казахстана на строительство Байкало-Амурской магистрали. По линии УВД СССР было дано указание направить на Всесоюзную ударную одного следователя, вначале на Тынду, а потом в поселок Магистральный. Здесь Николай Иванович и живет до сего дня — ни много ни мало 30 лет своей жизни.

— Тында — место суровое. Морозы под 50 и почти полное отсутствие снега. А я лыжник, и мне надо было регулярно заниматься спортом. К тому же первое время жить было негде… Зато в Магистральном мне очень понравилось. И природа, и человеческие отношения. Соревнования по футболу в выходные дни проходили в любую погоду. И когда шел дождь, футбол напоминал водное поло… И при этом бешеная энергетика – полные трибуны народу, и никто не уходил. А как жили? Люди тогда все ходили, друг к другу в гости, замков на дверях домов не было… Работы у милиции по сути не было никакой! Начальник милиции на БАМе мог ночь напролет простоять в очереди у книжного магазина, чтобы только подписаться на собрание сочинений какого-то писателя. Такие люди тогда на БАМе работали. Праздники, юбилеи отмечали тогда в столовой по очереди: сегодня медицина, завтра милиция, потом мостоотряд.

Сегодня, сокрушается Николай Иванович, на трассе море машин — и никто никого не подвозит. Раньше было совсем не так. Но традиции братства отдельным бамовцам удалось привить своим детям. Кстати, я очень хорошо знаю одного из четверых сыновей Николая Ивановича — Ивана Ступаченко. Он мой коллега и ныне возглавляет в Санкт-Петербурге два экономических журнала – на английском и китайском языках. И это в свои-то 28 лет! Второй сын в 24 года стал генеральным директором крупной
строительной фирмы в Иркутске, третий еще старшеклассник, но уже выступает за взрослую сборную по футболу в славном Магистральном…

На вопрос, что же держит Николая Ивановича именно в Магистральном, он отвечает просто: «Это моя вторая родина». К тому же двое младших сыновей растут здесь… Здесь его знают и, по-моему, уважают.

— Я уже что-то вложил в эти места, запустил корни, жена у меня отсюда – родилась здесь… Работает она в местной таможне, старший таможенный инспектор. К тому же у меня здесь особые отношения со школами. Учредил здесь специальный приз «За доброту и благородство». Его вручают лучшим выпускникам средних школ Магистрального. А приз-то этот – именной, в честь моего бывшего директора школы Лидии Федоровны Доровских. Это моя лучшая учительница. Сейчас она живет в Великом Новгороде и только нынче впервые взяла в руки один из дипломов ее имени…

Николай Иванович поясняет, что претенденты отслеживаются в течение нескольких лет по поведению и успеваемости. Как ни странно, но индивидуальное новшество Николая Ивановича стало престижным. Только потому, считает Ступаченко, что доброта должна высоко цениться. И если надо, то отмечаться.

— Доброта, благородство, честь и честность – вот краеугольный камень, на котором должно строиться общество будущего! – убежденно говорит НиколайИванович Ступаченко. И хотя пока все доходы местных жителей исчисляются деревянными рублями – деньгами добытыми с валки леса, и жизнь их далека
от процветания, он, Ступаченко, верит, что все изменится. БАМ функционирует, но он еще ждет своего звездного часа…

Последний из бамовчан

Футуристическое здание железнодорожного вокзала Северобайкальска встречает приезжающих из посёлка Магистрального легендарного БАМа. Моросящий дождь вкупе с фоном корабля-вокзала напоминает сюжет из книг братьев Стругацких. В поисках приюта я через Интернет нашёл Марию Мошкину. К ней и её мужу Михаилу и приехал.

— Появились мы тут в 80-м году, — неспешно и основательно говорит Михаил Мошкин, седовласый кряжистый мужчина с пронзительным синим взором. Настоящий сибиряк…

Их тогда запросили из Иркутского политеха, как молодых специалистов по горным делам. Тут они проходили трудовую практику ровно четыре года. Осенью 84-го БАМ был сдан. И пошли бесперебойно поезда по северной ветке до Тихого океана. И речь уже пошла о создании вдоль БАМа социальной инфраструктуры. Тут планировалось построить несколько топливно-энергетических комплексов большого масштаба, к которым и вели этот Путь. Про цели военных гражданские люди могли только догадываться. Но железку отвели от Китая подальше и два огромных тоннеля — 7-километровый Байкальский и ещё больший Северо-Муйский, — видимо, предназначались для безопасного размещения ракетно-пусковых установок.

Мы общаемся с четой в уютном новом двухэтажном особнячке, пьём чай с омулем в кляре. Тут всеми фибрами души ощущается близость большого Байкала. И в темень он чуется…

– В 85-м году начался перестроечный развал страны, чётко и по расписанию, — продолжает Михаил
Мошкин. – После этого нам с супругой где только не довелось поработать. И в золоторудной отрасли взрывниками, и после их закрытия уже с северными туристами. Сгодился и опыт студенческих турпоходов. Всё, как нас и учили — никогда не сдаваться.

В итоге супруги Мошкины заняли в 2010 году второе место по России по лыжному туризму. Михаил приносит грамоты — сорок лет секции горного туризма Иркутского политеха. Они с Марией ровно столько лет вместе. Так что день рождения секции — час их чудо-встречи.

— Сначала Маша ушла в образование. А этому образованию приходилось постоянно помогать. Но из-за расхваленной его реформы ей пришлось оттуда уйти… Поскольку эта егэгизация до добра будущее поколение не доведёт. Увы, идёт развал… Отношение к педагогам и систему оплаты их труда я на примере супруги всю изучил. Самому приходится преподавать туризм в системе среднего специального образования. О том, что образование профанируется, молодёжь мало знает. Они думают, что то, что даётся им сейчас, — это нечто нужное. На самом деле этоничто. Приходится прививать им азы практики.

…Только за одно лето у Мошкиных байдарочники из Питера, Братска, Самары… гостили. Насчёт паранормальных явлений Михаил Мошкин говорит, что он с погодой всегда играючи договаривается на хорошую и даже отличную. «У меня раньше начальник Метеостанции по Гоуджекиту хороший знакомый был. И туристам всегда на него ссылался мол, есть у меня там-то друг, вот ему туда звоню, и погода там всегда хорошая будет. Никогда иначе».

Между самым северным посёлком Нижнеангарском и севером Байкала есть болотистая местность и песчаная коса. Так вот, там очень много солнечных дней и любителей кататься на катамаранах. А в Верхнеангарской котловине есть чудо-реки между Уояном и Онгоем. Они называются Катера и Верхняя Ангара. Когда в большую воду всё это затапливается дождями, место становится настоящей сибирской Амазонкой. И сплав там — это нечто! Кругом затопленные деревья на сотни километров. И ходить на байдарках, говорят, очень интересно, места очень колоритные и кругом рыбаки-эвенки. «Дерсу Узала» напоминают. Кругом водные раскидистые тенистые аллеи, природные каналы покруче венецианских. К тому же из-за обилия солнца на Байкале очень много ярких тёплых дней.

Есть здесь деревня Ченча, где остался всего один дом, в котором живёт эвенк Иван Комарицын с четырьмя младшими братьями. Здесь у них заимка. Живут они больше в Куморе. Когда кто-то из его братьев спивается – они его туда на выселки отправляют. Выставляют ему в помощь мужиков — они сообща там рыбачат, но когда выставляют рыбу на продажу, то денег отступнику не дают — только продукты. Чистый бартер. Родственники при этом часто отслеживают их быт. У северных народов ведь нет в организме защиты против алкоголя.

А рядом тут есть озеро Иркана — рядом с Куморой, где поставили первопроходцы русский острог, пройдя сюда с Чары… И назвали его Верхнеангарский острог,потому что спустились сюда по Верхней Ангаре. За Южномуйским хребтом есть золотоносное месторождение, Ирокинда зовётся. Был там раньше при Сталине женский посёлок — дорогу хоть проложили. Так вот, был там у нас в Таксимо в Муйском районе склад для взрывчатки, – продолжает свой рассказ Михаил Мошкин. — Загружаемся взрывчаткой и едем на Ирокинду. Там взрываем, потом в ночь уже возвращаемся. И вот, ещё до перестроечной трепотни, мы в 80-х стоим на самом высоком горном перевале, по бурятскому обычаю остановились, капнули духам места и видим следующее. Там, где течёт река Муя, стоит освещённый лучом сверху какой-то аппарат. А я на многокилометровом расстоянии увидел на сосне всё до единой ветки. И тогда своему напарнику Коле Баранову говорю: «Коля, запоминай место и время — будем кому говорить, нам никто не поверит!». Для меня лично НЛО более чем очевидно. Просто они живут на тех частотах, которые мы физиологически не воспринимаем. Потому мы на этой земле не самый верх — есть ещё Космос. В бездне которого разных форм жизни немеряно. А у нас технологическая революция только около ста лет назад началась…

Свои новые опыты

Это было в середине июля. Этого года. Жизнь подчас тестирует нас так, что мы это понимаем лишь задним числом, будучи уже выкинуты на обочину. Мечтать о запахе тайги, таёжном бытовании на севере у костра в течении трёх месяцев и работе с геологами… Можно. Но стоит такое попробовать. Как человеческий фактор разрушает всё и вся, убавляя тебе веры в себя. Итак, занимаясь везде и всюду турником, я как то познакомился с Анатолием — достаточно молодым человеком. Так вот, он рассказал, что уже много лет выезжает в геологические экспедиции — и даже брата к тому пристрастил. Ну, думаю, надо обратиться. Фирма, видать, нормальная. И что? Меня встретила в коридоре насмешкой секретарша. В офисе работал во всю мощь кондиционер—все сидели за компьтерами. Начальник седоус и лысоват, его же зам. «по безопасности» молод и прыток. Мне предложили пройти комиссию и с её результатами явиться вновь.

Через неделю анализы были сданы, результаты получены, договор мы подписали сразу, причёмне на вакансию повара — как того им требовалось — а почему-то на чернорабочего. Через пару дней предстоял отъезд. Ночью поезд. Встретились ближе к полуночи на вокзале. Дикая духота сопровождала нас все двое суток поездки на БАМ – до Чары. Там нас встретили в три ночи на перроне Володя и Гена, проводили на снимаемую фирмой квартирку на её окраине. Попадали где смогли — втроём с уже не юными представителями Бурятии на, можно сказать, одном диване. И так скученно и накуренно прожили мы ровно неделю: я готовил еду прямо с утра, в обед и иногда вечером. Если не считать одного явного блатного мелкого представителя Бурятии, меня мало что кроме тотального курения всех и вся там напрягало. Варил им бухарский плов, украинский борщ, ну и прочие малокалорийные каши утром.

Поездка была в 66-м ГАЗе, попросту шишиге. Так её назвали не просто за номер шестёрок, и не по имени духа леса Шиша, весьма страшного на вид. Теснота внутри неимоверная — спасают наваленные вниз рюкзаки и скарб. Ехать часов шесть, если бы не три остановки по пути до озера Усу — уссаться и сдохнуть от растряски легко… Высадка тёмной ночью. Сначала моросит, потом волнами обливает ледяной северный дождичек… Сначала рюкзаки под тент на горку, потом срочно ставить палатку на металлических опорах. А потом уж и костёр с бензином…

Но самая загадочная роль была у Михалыча — явно выраженного эвенка, пенсионера-геолога. Всё бы ничего, но он всю дорогу бухал и разглагольствовал как в той блат-хате в Новой Чаре, гдепытался всех пере-прощупать. Так уже и в лесу на меня он просто окрысился на момент того стихийного ночлега в палатке, перейдя сугубо на блатной сленг: «Это моя шконка!!!» — на мою робкую просьбу дать мне хоть один из трёх тур. ковриков, из под него самого. Не успел я в мгновенно намокшем углу хлипкой палатки забиться в спальник, как вдруг последовал уж чересчур резко-наглый окрик другого супер геолога, Владимира из Шелихова, с предложением вывести меня и тут же за что-то побить. Но как говорится, это были только цветочки — ягодки посыпались утром. Всё стало иным. Точнее: люди, которые наполовину играли, вдруг раскрыли своё амплуа сразу и в полный рост. Утром же приехал КАМАЗ с грузом геологических приспособлений, его пошли разгружать все кроме Михалыча, меня и девок. Я занялся костром, ведь готовка еды — было именно то, ради чего меня взяли с собой в данную экспедицию…

Итак, день дискриминации настал. Мало того, что я наверное только с полчаса бился над всеми сырыми щепками и дровами, ни сам Михалыч (с будуна злой и настолько свирепый, что начал меня обзывать и издеваться), ни те, кто ушли разгружать груз, ни девки-студентки (зайцами жмущиеся в палатках вокруг ставшего ханом супер эвенка). Никто ничем не хотел помочь: ни хоть помыть старый грязный казан, ни просто сказать, где в закрытых мешках припасы, нужные для готовки: макароны, тушёнка, соль, наконец, или специи…

В общем, когда варево на двух котлах всё-таки было готово, его сдержанно распробовав, двое из заводил — Владимир и Владислав — решили меня удалить. А как они это сделали? Да в три этапа. Первый шаг был сделан ночью Вовой, второй ход конём сделал Владик, вдруг заявив мне,… чтобы я «На девчонок не кричал!» То есть, включил защитника как истинный нач. охраны. В итоге не прошло и часа, сижу я озадаченный и удручённый всех этим псих климатом и не проходящей сквозной сыростью с мошкарой и туманом над озером… Дым тайги — что ж поделать — за ним и рвался,… как Влад ошарашивает меня вдруг скромным этаким заявлением не громким голосом: «Не раскладывайся — собирай манатки….» !!!!

То есть, дорога туда больше двух суток, ожидание выброски в лес и готовка всех блюд мной на их выбор в течении недели — всё было ради того, чтобы тебя тут каждая собака не только облаяла, но и покусала, и ты был удалён с вахты. Я конечно опешил. Сидел час-два как контуженный, переваривая созданную кем-то психопатичную атмосферу. По истечении этого времени, конечно, несмотря на все свои поползновения там остаться и робким подходам к каждой из сторон конфликта: Михалычу, Владимиру и Владиславу, и циничным откидыванием их от меня, я собрался. Мне было заявлено, что машина — тот самый 66-й, что вчера привёз нас. Вскоре привезут вторую партию. Часов в пять вечера это и случилось. Студенты выгрузились, а водила 66-го Сергей сказал, что никуда не поедет, пока не выспится и не поест… а на дворе был уже северный вечер. И под насмешливые взгляды заводил я собрал рюкзак и вышел на трассу, не зная даже направления — ведь приехали мы туда тёмной ночью в закрытой будке…. В общем, Владимир даже крайне саркастично подсказал мне издали, что я не туда топаю по гравийке лесной…

Идя с досады в никуда, я лишь через часа полтора тормозную чудом остановившуюся первую же фуру с гравием… Час автостопщика пробил. Снова я нашёл приют на пару часов в этом шатающемся мире в кибитке, едущей да в никуда. Часов шесть непрерывной, подчас очень монотонной езды, и лишь встреченные на трассе олени и жёлтый уже к осени заяц — работали глаз на колдобинах. Еле вылезя с рюкзаком в три часа ночи в Новой Чаре, я конечно бы не пошёл в такой середине ночи на казённую хату. Каково же было моё удивление, переходящее в немое подчинение, когда меня окликнул шеф партии Евстафьевич с билетами наперевес, и погнал со мной наперегонки к уходящему с БАМа поезду…