КОСТРЫ В СТЕПИ

Костры в степи

Самое запоминающееся—это походы. Нет, длинными и дальними они не бывали—всё было рядом с домом—чаще всего даже за сараем. Но вот эта именно атмосфера таинственной неизвестности и непредсказуемого уюта у костёрчика—всегда нового и всегда разного—вот что так создавало интригу.

И тогда я смогу полюбить это белое Солнце—которое само по себе светит… Когда ещё по весне и руки о его маленький блик—костерок можешь погреть! Счастье есть—его так долго—полгода ждёшь, терпишь, мучаешься, никуда не выходишь—стараешься не знаю что сделать, чтобы приблизить это лето. Потому что только летом дети, да и взрослые полностью освобождаются и становятся свободными. Тепло дарит свободу, убирает уязвимость от погоды. Ты можешь пойти куда угодно, спать под открытым небом, ловить рыбу, купаться, собирать ягоды или жечь костры. В степи токо надо найти из чего.

Нет ничего ароматней коровьих лепёшек в огне. Их тленный перегар—тот аромат трав и горечь пекла—непередаваемым флёром окутывает сознание и утешает как ничто в этом мире. Кажется, вот счас бы всё бросил, поехал бы прямо в казахскую степь, нашёл бы их там у тропинок коровьи лепёшки, я разжёг бы и их и был бы счастлив! Плакал бы и жмурился от едкого дыма. От радости, да!  Ничего для счастья не надо кроме высокого неба над головой, ветра и воли. Всё остальное такой тлен, такой плен иллюзий—от которого только дурно. Ещё немного—ещё месяца три—и я опять сорвусь туда—осуществлю мечту. Меня вообще мало что способно остановить от приступов тоски по дому. А дом у меня был один—тот степной. Меня ничто не удержит. Никогда. Кроме тоски по закатам и рассветам—меня ничто не греет. Только видеть встающее и уходящее Солнце. И тишина. Полная. Не с кем поговорить—это же абсолютное счастье. Ещё немного осталось. Март, апрель и май—тот самый месяц май—который как трамплин в вечность. И мир не так печален. Всё освобождается и оживёт. И снова я пройду этими дорогами. Не беда, что они почти все вжались в землю, осели—это их удел. От грейдера то остался один караван-канал, в дожди это всё одна канава уже.

Наша супер Грязь

— Гурьевскую грязь нужно давно продавать на мировом рынке!- сказал мне один из встреченных казахов. И действительно, скользит она просто адски. Представьте себе степной твёрдый грунт и на нём просто некая скользкая масса по сравнению с которой кожура от банан просто рядом не лежала. Я тут шарахался уже несколько часов. Транзитом из Астрахани. Искал ночлег. Дошёл до мечети — советовали там попроситься. Вот к каким приключениям это привело! Чтобы сойти за своего в мусульманской среде невольно взял в руки один од мини-талмудов, начав его листать. Перед тем как держать свой базар с имамом. Имам-хаттыб, не путать с Хаттабом—это не такой джин из утайки, нет—просто чиновник по культурно-массовым мероприятиям, как-то чтение намаза, проповедь, оповещения, вразумления, поучения пророков и прочее. Вобщем, пытаясь быть своим в доску я взял для приличия в руки даже не Коран—а некий допустим свод толкований в маленькой версии. Это-то и привело к моему многочасовому общению с  представителями КНБ—КГБ. Просто эти ребята откликаются по каждому такому тревожному вызову—мол иностранец, явно не казах, пришёл в мечеть и хочет быть как свой! Тут они конечно явились и допросили меня раза три-четыре к ряду. Уже спя на полу синагоги, то бишь мечети—был разбужен ещё раз среди ночи фонариком в глаза—это оказался новый сторож сего медресе—он лишь из любопытства решил сразу разведать и рассмотреть заморского зверя—я чуть не сдох от ярости. Мало было кайда-барасын-пятачок—укен—укен-секрет! Так нет же—ещё каждый дервиш будет меня как собаку прутиком тыкать тут! Я уже заорал—я местный, из столицы вашей—вы че блин тут хотите! Чем вдруг подразбудил всех остальных послушников медресе—те просто на того зашипели—но был уже рассвет и мне было точнее не уснуть. По крайней мере казахское гостеприимство позволило с утра позавтракать остатками бешбармака—конина в песте. В идеале—как готовила моя милая бабушка ещё и с пряностями—лук, чеснок, специи. Но тут уж одни остатки теста. Лапша, короче! Вчера лапша на уши, сегодня в живот, завтра—на уме.