РОВЕСНИК

Журнал «Ровесник»
Нечего и говорить—иногда описание самой жизни гораздо интереснее самой жизни.

Так случилось, когда мне впервые в руки попался советский журнал «Ровесник» По меркам советского подростка—это были вести из космоса. Рассказы, фото и сама невероятная жизнь в приключениях, путешествиях и открытиях! Меня это не отпустило до сих пор. Рок-звёзды в абсолютно демонических образах, страсти и радости забугорья, наши потуги им подражать и их же и перенять… Это счас кажется отвратительным. Тогда казалось единственным вариантом. Конец 80-х был каким-то трамплином в иное измерение. Появлялись новые вещи—импорт! Всё казалось нам от туда самым лучшим. Пасты, порошки, шмотки. Люди раскованными и неозадаченными лишь сегодняшним бытом. Конечно то была обнадёженность—ничего странного, когда кажется лучшим то, чего у тебя пока нет. Но когда у тебя это есть—смысла в том ровно 1 мин. Далее наступает желание всё это отложить в сторону и искать смысла вновь.

Неудивительно, что большое количество знаний, не будучи сделать человека умным, часто делает его тщеславным и заносчивым. Это сейчас понятно, что нас развели на цветных фантиках. Вкладыши к жвачке «Love is…» приняли за содержание любви. Пропаганду свободы мы приняли за самую свободную жизнь в мире. Но ведь первые впечатления о любом явлении гораздо глубже, основательней даже самого того явления, изученного, измученного нами же затем досконально. Аллюзии ложатся в основу мировоззрения четче всего.

Весь блеск и мишура пропаганды преследовала две цели—выманить самых активных вовне, а оставшимся внушить такое чувство неполноценности, так чтобы они за эти цветные фантики перебили друг друга быстро и неизбежно.
Но выйти за пределы своих ограничений захотелось всем и очень быстренько – к тому ж разоблачизмы на Сталина, на убийство царской семьи, политбюро и прочие косности социализма и сталинизма пошли такими метеоритами на нашу территорию, что стало ясно—слова, если они очень хорошо подобраны, обладают такой силой, что опии санное на бумаге нередко производит более яркое впечатление, чем увиденное воочию. Люди задыхались от дефицита, каждый луч надежды извне казался манной небесной и многие были готовы на смену строя, отказ от всех завоеваний строя ради свободы обогащения… Человек стал задумываться над тем, насколько у него больше имущества, чем то, что у него есть необходимого, но не насколько несчастнее станет вскоре. Подростковая психология взяла вверх—перемены любой ценой. И никто не думал, что он станет нищим и злым навсегда. «Наши деньги не лезут в карман» и так далее—перемен все ждали сильнее, чем узник освобождения. Но смена декораций не повлияла на психологию. Новый спектакль со старой труппой. Немного странный пример: чем художник соцреализма отличен от того, кто вынужден стоять на панели и продавать то, что смогут прикупить? Случайные гости. Случайные отношения. Кому березы—кому—иконки, и над всем этим бесконечные желания тех и других взять чего у них пока нет.

Всё чаще на прием к психиатрам поступали те дети, чьи психические заболевания –результат воздействия социума, ударов окружающего мира.
Потому что родители уже не могли быть примером, а только пугающим призраком для своих детей. Дети брали ориентиры из улиц и дурного кино. Отсюда криминал, наркотики, падение нравов. Нетерпимость и жестокость вернулись в новых формах превосходства и обогащения любой ценой. Если при сталинизме каким должно быть человеку решала партия и ее органы, то теперь молодой человек абсолютно незащищен перед разными внушениями. Ничего не было запрещено. На что ориентируется подросток? На примеры. Кто их дает и почему, они кажутся такими убедительными? Всё сиюминутно.
«Мы наблюдаем сегодня саморазрушающее поведение детей — воровство, уличные грабежи, садизм, драки, суициды. Одним из следствий антигуманных проявлений в армии является следствие суицидальных проявлений. Из общего числа погибающих военнослужащих 20% самоубийцы» АиФ 90-х. Ходить по улицам не в своем районе было опасно. Да и в своем, особенно вечером тоже лучше было в сумерках уже не гулять. Лично мне удалось нырнуть в книги. Выплыл ли из того океана—ещё вопрос.