Все были творцы

Юрий Ножиков — меценат

26 января состоялось открытие закупленных для Художественного музея 30 лет назад первым губернаторов Иркутской области Юрием Ножиковым 23-х работ молодых художников. Основу экспозиции составляют 20 полотен иркутских художников, которые в 1990-е годы пополнили музейные фонды благодаря содействию Юрия Ножикова, который изыскал возможности приобрести картины и передать их музею. То, что человек открытый и искренний прост со всеми—очевидней всего на примере Юрия Ножикова.

Искусствовед Тамара Григорьевна Драница очень хорошо помнит то время — начало 90-х. Люди сидели без зарплаты, цены скакали каждый день. И она, практически от безнадёги решилась позвонить в приёмную губернатора Юрия Ножикова. Каково же было её удивление и всех сотрудников художественного музея, когда на следующий же день Юрий Абрамович вместе со своим заместителем Яковенко лично посетили Художественный музей. Среди авторов – Сергей Григорьев, Николай Вершинин, Сергей Григорьев, Борис Десяткин, Геннадий Драгаев, Сергей Жилин, Сергей Коренев, Геннадий Кузьмин, Лев Сериков.

— Это была первая для меня тогда выставка и тем более первый закуп моих картин нашим музеем. Мне тогда в мои 40 лет не было возможности купить ни подрамник, ни холст. Собирал я их можно сказать из подручных сопутствующих материалов. – Так вспоминает январь 93-го Геннадий Кузьмин, – Холсты готовил сам из портняжной ткани, из так называемой подборцовки. Грунтовал и натягивал холсты тоже сам. Делалось это так: покрывал холсты из портняжной ткани 2-3 слоями столярного клея с желатином. Потом белилами с тем же клеем. И таким образом готовил себе холсты вплоть до 2000-го года.

— Однажды на меня вышла одна старушка и предложила купить за бесценок у неё резную ценнейшую икону «Никола Можайский», которая ныне является одной из жемчужин постоянной экспозиции религиозного искусства Галереи сибирского искусства. Юрий Ножиков, купив, тут же передал в дар музею «рельефную» икону XVIII века, — рассказал собравшимся иркутский коллекционер и правозащитник Григорий Красовский.

— Конечно, каждый художник мечтает о закупе своих картин художественным музеем, – говорит иркутский художник Сергей Григорьев, – Жил я тогда на окраине Кайской горы. И изобразил на картине этот зимний пейзаж с домиком—зимовьём. Другая работа — чистая лесная поляна на юге в лесу под Ангарском. Мне вдвойне приятно, что мы имеем честь сейчас вспоминать те времена, достаточно сложные, но интересные. А Юрий Абрамович просто спас нас из небытия, дав шанс поверить в себя, выжить, состояться. Снимаю шляпу.

— Жил я тогда с юной женой на Синюшке в общежитии — комнатке-студии в 12 кв. метров с кошкой, мольбертами, Солнцем в окно и всё это изобразил на картине в символическом стиле, — говорит иркутский живописец Сергей Жилин, – Нам всем просто сказочно повезло с Юрием Абрамовичем, что он увидел, оценил и поддержал всех нас. Многих это спасло!

По мнению оставшихся в живых мастеров той поры, Юрий Абрамович больше всего ценил и интересовался именно людьми. А иркутский адвокат Денис Машкин в начале 90-х даже попал в небольшое ДТП с участием «Нивы» Юрия Абрамовича. Самое удивительное было в том, признался Денис Юрьевич, что Юрий Абрамович сам вышел из машины, признал свою вину и тут же на месте заплатил потерпевшим спешащим адвокатам лично. Радость от общения с таким человеком как Ножиков не только не бледнеет с годами, признали все пришедшие на выставку «Юрий Ножиков. Спрессованное время», но возвращается к каждому знавшему этого удивительного человека ещё более яркой. И конечно, пока мы помним таких выдающихся людей и собираем вечера памяти их дел и встреч — всё не напрасно и не потеряно. Отдельную благодарность и небольшой рассказ об искусствоведе Тамаре Григорьевне Дранице хотелось бы представить дополнительно.

Драница—мастерица

Акушерка, принимающая на этот свет очередного иркутского художника. Мама Тома, принимающая каждого непринятого обществом творца. Бабушка Тамара – наша вечная хранительница очага искусства, вокруг-то в музеях Иркутска всё ещё и вертится. Как ей это удается и есть ли величины в мире Иркутска, которых нельзя забывать, поговорили.

— Ушаков, Шпирко, Фридеман, Рубцов, Рогаль… Это кого очень хорошо знала, понимала. Ведь я с 73-го года в искусстве. Так в нем долго вообще не живут. Труженики тыла – Тетенькин, Костовский… Люди, сделавшие Иркутск полным света-мысли, настроения, давшие эстафету ценить красоту во всем.

Сама Драница из поколения, которое родилось в Сибири. Деда, полковника русской армии, выслали во время начавшейся гражданской войны в Польше в 1918 году. А по материнской линии в 20-х годах дед уже сам убежал сюда – донской казак. Отец окончил вторую мировую старшим лейтенантом, воевал в так называемых диверсионных войсках.

— Так, когда брали Кёнигсберг, мой отец был в войсках, стоявших около неприступной крепости там, а рядом сбрасывали десант. И отец про войну ничего особо не говорил, только плакал, закрывал голову руками и выдавливал: «900 человек в одну ночь!..» По всему этому ветераны войны для меня люди абсолютно особые.
Евгений Владимирович Ушаков, Евгений Владимирович Шпирко, Вальтер Карлович Фридеман… Андрей Филиппович Рубцов – слава Богу, он ещё жив. Наконец, Виталий Сергеевич Рогаль… У меня были к ним совершенно особые отношения. Мало того, что это были большие художники, но ещё и ветераны Великой Отечественной Войны. А главное – несмотря на пережитые годы войны, репрессий и голода – это были абсолютно свободные люди. Людей такой внутренней свободы в настоящее время сейчас просто не встретить. Никакое время их не давило, не сломило, не сожгло. Это были абсолютные оптимисты, радовались жизни как дети и устремлялись к каждому дню. Но при этом прекрасно понимали трагизм нашего советского сосуществования. Прекрасно понимали, что мы – это некая площадка для неких чудовищных экспериментов. И тем не менее огромное человеколюбие, демократизм, и самое главное, я повторюсь, огромная внутренняя свобода. Они не боялись говорить то, что думают. Может осторожничал только ныне покойный Виталий Рогаль. Да и то, только потому, что был в свое время не раз председателем иркутского союза художников.

Лично я была покорена личностью Вальтера Карловича Фридемана, лучшего друга Тетенькина и Вычугжанина. Человек очень скромный, простой график. Он был из прибалтийских немцев и во время войны накануне Курской битвы взял языка. Благодаря этому мы узнали, когда начнется наступление. Деликатнейший, интеллигентнейший, с таким чувством юмора!.. Да и Евгений Шпирко тоже был с чувством юмора, всю войну и юную свою жизнь прошёл от Москвы и до Берлина и только в 47 году вернулся из Вены. Там еще наши войска задерживались. Он был зенитчиком. Когда я видела количество наград на их костюмах, меня сначала робость одолевала, а они крайне спокойно к ним относились и одевали их только в канун Победы на 9-е мая. Ушаков же очень любил сплавляться по бурным сибирским рекам с ребятами. У него ещё было одно увлеченье: он занимался древнерусской культурой. Еще дохристианской – славянской. И на его полотнах очень много сцен посвящено тем временам, и под каждой картиной есть его личная аннотация. Потому что он и научные труды изучал и очень любил, как он говорил, «берёсту» … Но это-то был певун, сказочник и страшный оптимист. Тогда можно было ещё высмеивать начальство.

Все были тогда творцы

Монолог Тамары Григорьевны…

Демократическое у нас время было! Какие статьи печатали в «Привале», где печатали статьи об искусстве, в «Восточке», да и в «Молодежке». А у Виталия Рогаля еще была мечта не просто одну картину написать в дань войне, но ещё и гигантскую картину-монумент посвященную репрессиям. Главное, что все они ни говорить, не писать о войне не любили. Что угодно – только не эта тема. Мы не могли видеть и знать оборотную сторону войны. Это что-то страшное и ужасное выходило. И на ней были не только ужасные моменты, но и право, комические. Вот где-то в 70-е годы ячитала в газете статью, в которой один немецкий молоденький солдатик где-то там в Белоруссии не захотел воевать и бабки его прятали в белорусской деревне. И он там всю войну пересидел… После войны отправил в это село целый эшелон со скотом. С лошадьми и коровами в этот колхоз.

Это все говорит только о том, что весь наш народ и солдаты были незлобивы в войне. То было так. Не было такой ненависти к врагу, как сейчас раздули вселенский пожар с этой нашей Украиной… И как нужно так зазомбировать народ, чтобы они все так дружно не любили несчастных москалей. Или наоборот, да.

Но нельзя не вспомнить, как те же наши сибиряки, не ушедшие на фронт из-за возраста, все это лихолетье полной горстью хлебнули. Тетенькин и Костовский – труженики тыла. Костовский рассказывал, как он не доставал до станка и подставлял ящик для работы на нем. Сама же я приехала в Иркутск после Петербургской академии имени Репина. Не думала, что тут навсегда останусь. Но потом я познакомилась с такими людьми как Вычугжанин и Галя Новикова, и каких уже нет и быть не может. Это был большой взлет иркутской живописи. Ты-то не застал всех этих людей и очень жаль. И мне почему-то казалось, что в Иркутске всегда так и будет. Марк Сергеев – Галин друг. Тогда запросто приезжали московские артисты, такие как Миша Ульянов. Словом, все ученые, писатели, художники дружили. И многие к ней приходили как поэты к Ахматовой – часто и надолго в гости.

Кстати, был ещё один удивительный фронтовик – это Аркадий Ильич Гутерзон. Он давно ушел, но это человек трагической судьбы. Он сам из-под Витебска и ушел добровольцем на фронт. В 41-м же году попал в окружение. Его прятали так же белорусские крестьянки. Какой-то староста на него донес. Его, совершенно больного, кинули в лагеря, и он совершенно истощенный все их прошел. Его освободили уже американцы. После войны он ещё десять лет просидел в сибирских лагерях. Помню мать рассказывала, к эшелонам победителей подъезжали на воронках энкэвэдешники, срывали погоны с героев и увозили в никуда. По-видимому, за что-то там выдергивали, ну мало ли за что это можно сделать тогда…

Однажды его первого из Иркутска пригласили на персональную выставку в Москву. Это первый из всех послевоенных иркутян, с большим успехом преподнесший свое искусство. И вот тогда тут началась травля. Мало с кем, со мной в том числе, делился тем, что все-все от него отвернулись. И он пришел к Гале. Галя, естественно, уважала этого человека. И вот он нам с ней чуть ли не самого детства рассказывал свою жизнь. Почему-то почти все люди приходили к ней исповедоваться. Она сама иркутянка. Родственники все из прибайкальских деревень. Кстати, у Гали будет 12 мая день рождения, и выставка её работ скорее всего будет в июне-июле. Это будет на Ленина, 5, ей исполнится 75 лет. Вот тогда о ней уже можно будет гораздо более подробно и говорить.