Яков Всяков

Змей Горыныч 700 раз

Яков Воронов более 40 лет работает в одном и том же театре и этому же очень рад и счастлив.  Почему так долго на одном месте? Неужели это так интересно и сколько вообще актеру играть? Эти и многие другие вопросы мы решили задать Якову Михайловичу…Юровскому, нет Воронову!

— Несколько слов о самом главном, мудрости, приятии и любви к жизни делает каждого счастливым!

— Началось всё у меня с детства. Когда ставя пластинки, пел под них, пародировал исполнителей… Мне это было очень интересно, но папа мой мне говорил, что всё это несерьёзно. Папа был фронтовик, главный инженер Слюдяной фабрики. убедил меня поступать в Политех. Решился всё-таки попытаться поступить в театральное училище. Первый раз не поступив, поступил во второй. Стал учиться. потом меня от туда забрали в армию. Так вот летом как-то было делать нечего, решил подработать и поехал санитаром на психбригаде при Иркутской городской скорой помощи. Это тоже уж юбилей—тем более символично, что мой вход в театр прошёл именно через дурдом! Поработав там три месяца санитаром, заработал какие-то хорошие деньги там тогда. В 73-м году съездил на Универсиаду в Москву на эти первые мной заработанные деньги. Потом сразу в армию и с ней вместе получалось, что учился я не четыре, а шесть лет. И в 78 закончив учебу пришёл в театр, как раз к главному режиссёру Владимиру Жизмеру. И сразу мы начали репетиции в «Макбете» и там ещё играл мой давний друг Александр Крюков. Но я уже играл в выездных спектаклях уже в 77 году—в легендарной «Василисе Прекрасной», который шёл 22 года и был сыгран более 700 раз! Именно столько раз я сыграл Змея Горыныча. При этом я подрабатывал и осветителем и в электроцехе. Плюс работа над спектаклем—гастроли в Новосибирске и Барнауле.  Сначала мы направляли свет, потом я спускался, гримировался. Одевался—и уже был артистом… А официально я в театр пришёл уже даже 43 года назад! Это официально. А неофициально все 45!  На какое-то время я ненадолго уезжал в Омск, вернулся, потом меня приглашали на ПМЖ в Томск, но по семейным обстоятельствам я тут остался. Были даже приглашения в Москву, но это уже по другой линии.

— Вы всегда в процессе творческой трансформации и где мы уж только не пересекались с Вами!?

— Да. И на льду «Труда» и на съемках монгольского фильма «Цеденбал». Мне очень понравились эти съёмки. Я то уж не такой и киношник—до того несколько всего эпизодиков у меня то и было всего…Давным-давно—ещё в 80-е годы… Мне было вдвойне приятней поработать, тем более над ролью товарища Сталина Иосифа Виссарионовича. Эпоха! Исторический персонаж. Всегда очень интересно. Мне дали текст, но кругом актёры монгольские, плохо по-русски понимают… И за те 2 сутки в принципе мы сняли два эпизода—напряжённо было, да! С 8 утра до 12 ночи и так два дня! Получилось съёмочный день 16 часов. Это было очень интересно, продуктивно, для меня глубоко. Сначала мне всё это представлялось несколько авантюрным вся эта идея, сверхзадача монголов…  Мне то казалось, что надо предварительно как в театре с режиссером обстоятельно посидеть, обобразиться с его помощью, вникнуть в нюансы, поговорить с костюмерами и гримёрами… Но когда всё это без всяких расшаркиваний собралось сразу за один день! Режиссер по русски не говорит! Но когда я посмотрел первую серию «Цеденбала» мне она очень понравилась… Интересный фильм получился! Там и атмосфера есть того времени. Ну а вся остальная жизнь моя..

Вот папа в 8 лет моих в 58 году привёл меня впервые на хоккей с мячом и я навсегда запомнил 5-й сектор Восточной трибуны. И потом перемещение в другие сектора—значит в 5-м секторе мы с папой начинали болеть, помню, тогда мы проиграли «Динамо-Москве», потом, позже я перешёл на Восточную трибуну, где сидели самые весёлые болельщики, потом уже вернулся на Западную трибуну. На 7-й сектор, где сидели уже опытные такие мастодонты… И потом я вдруг нашёл себя в комментаторской кабине и вот уже там без года 20 лет комментирую хоккей на льду бессменно… Помню, ещё в армии судя по любительским снимкам, я пытался какие-то матчи комментировать, передать атмосферу матчей. И вот в нулевых годах, когда Леонид Гунин работал на телевидении, меня посадили перед монитором и сказали—ну давай хоть попробуем! И тогда первым матч с Кузбассом меня захватил как настоящий спектакль на льду! Эти записи с кассет недавно оцифровали и они для меня немного умилительны ввиду неизбежности первых ошибок… Но теперь то я понимаю, что неслучайно эти два здания рядом стоят—театр и стадион «Труд». Като Махарадзе, Николай Озеров, Владимир Маслаченко—эти великие комментаторы подтверждали нам, что это искусство! Синявский. К тому же Озеров был не просто актером и сорокадвухкратным чемпионом по большому теннису. И ещё у меня так случилось, что когда я пришёл в театр, Виталий Константинович Венгер мне по первичности, ради раскрепощения, предложил мне делать капустники. И мы создали такое экспромтное объединение «Виляшка» — Вилли и Яшка. Во всём этом есть такое в хорошем смысле творческое начало как наглость или скорее даже смелость, авантюризм. Потом было много десятилетий Дедоморозенья в моём лице и вся эта нынешняя пандемия открыла то, что нас без общения ну никак нельзя. Конечно, видео, он-лайн спектакль …м-да… но когда есть живая аудитория, живой зритель, энергетика от зрителей идет просто фантастическая. Конечно, после такой затяжной годовалой паузы мы очень волновались, и я убедился, что это дыхание зала, присутствие зрителя—его точно ничем и никак не подменишь!

— Вы, наверное, ощущаете себя капитаном на этих волнах людской энергии зрительного зала?..

— Может быть! Даже не важно уже где зритель замер или усмехнулся, важно само все внимание. Знаете, я понял, что не смогу жить не только без театра, но и без хоккея и тех мероприятий, где я просто и непринуждённо общаюсь с людьми. Конечно, кому-то может быть проще быть миллиардером, жить на берегу тёплого моря, купить яхту и смотреть всегда вдаль горизонта. Но по-моему с такой жизни очень легко с ума сойти. Живое человеческое общение оно важнее ведь! Самое большое удовлетворение, максимально интересное в жизни—это же прежде всего общение. К тому же это помогает и жить и дружить и любить во всех смыслах—безостановочно! Но дома, увы, все эти мои и не только, негативы и выливаются—и нам остаётся терпеть друг друга. Самые близкие люди принимают на себя все стороны наших тяжестей характера и личностного гнёта. Но как актёру важен зрительный зал—общение именно с ним, а не с кем-то ещё! Наши дуэты с Николаем Дубаковым одни чего стоят! Виталий Венгер, мой первый педагог, говорил:

«любая импровизация должна быть заготовлена!» если у вас есть багаж—перетряхивайте его! если ты раскрепощён, то можешь не просто играть, а ещё и параллельно общаться с залом, давая ему и получая в ответ какие-то живые непосредственные реакции. И ты чувствуешь, что ты нужен людям и они не менее того нужны тебе! Это ведь не написать пьесу и положить её в тумбочку…  А самое важное—непосредственно всем этим и поделиться… Здесь и сейчас! Со всеми желающими. Если к тому же я комментирую хоккей с мячом, это не значит, что я о чем-то ещё таком и пишу, для чего-то веду мемуары, размышляя как бы вслух. А живое моё комментирование—это тоже то! Присутствие как бы в самой гуще жизни. Так, к хоккею с мячом я готовлюсь всю жизнь… Где-то статистику беру, где-то что-то помню, где-то выписываю, где-то у людей знакомых выспрашиваю. Но самое главное—это чувствовать и ощущать саму жизнь—которую надо живо комментировать. Это как в жизни раз было—тренер заходит к комментатору и говорит ему—помедленнее, они за тобой не успевают… Хоккей с мячом очень эмоциональный вид спорта! А люди то там все самоотверженые.